Из кабинета вышла Кира. Она села за стол, посмотрела на часы, и в этот момент раздался звонок.
— Кто говорит? — спросила Кира. — Сейчас соединю с Аркадием Борисовичем.
Она включила переговорное устройство:
— Аркадий Борисович, вам звонят из Министерства финансов. Вы просили соединить, когда они позвонят.
Кира переключила телефон на хозяина кабинета, а сама, собрав бумаги и положив их на стол, вышла из приемной, оставив Назарова одного. Через минуту она вернулась.
«Видимо ходила в туалет, — подумал Роман. — Конечно, ей можно, а нам — нет». Через полчаса в приемной появился другой охранник — Савелий Кочкин.
Назаров, с удовольствием уступив ему свой стул, вышел в коридор, доставая сигареты. Здесь курить не полагалось, но многие охранники с большим воодушевлением нарушали это правило. Открыв новую пачку и затянувшись, он пошел к лифту, еще не зная, что это будет его последняя пачка сигарет, открытая им на свободе.
А в приемной раздался требовательный звонок внутреннего телефона.
— Кира, — закричал в трубке кто-то очень нетерпеливый, — почему не отвечает Аркадий Борисович? Мы договаривались с ним в пять часов созвониться.
Он не берет трубку своего прямого телефона.
— Аркадий Борисович сейчас занят, — попыталась объяснить Кира.
— Какой к черту занят? Он же всегда берет этот телефон сам. Если он в кабинете, пусть возьмет трубку.
— Он просил его не беспокоить.
— Соедини, говорю, это очень важно.
Кира сильно колебалась.
— Хорошо, — наконец сказала она, сейчас я ему доложу, что вы звоните.
Она подошла к дверям кабинета. Кочкин проводил ее взглядом. Она открыла дверь кабинета и, сделав три шага вглубь, внезапно застонала или закричала.
Кочкин одним прыжком очутился у дверей.
За столом сидел Аркадий Борисович Воробьев с простреленной головой. Все лицо было залито кровью.
Он уже не дышал.
В этот день он прилетел в Москву и, по установившейся традиции, заехал к Владимиру Владимировичу получить новое назначение и документы.
Войдя в квартиру, он заметил сидевшего в глубине комнаты человека. Это его удивило. Раньше он никогда не встречался здесь с незнакомыми посетителями.
«Дронго» прошел в комнату, несколько опасаясь неожиданной встречи, когда незнакомец, даже не повернувшись в его сторону, добродушно произнес:
— Ну, вот наконец и встретились.
И только затем повернулся. Не узнать полковника Родионова было невозможно. Хотя он сильно постарел, ведь прошло уже четыре года после их последней встречи.
Объятия были крепкими, дружескими.
— Рад, — говорил Родионов, — очень рад за тебя, родной ты мой. Думал, не вернешься. Или убьют где-нибудь. Снова подставят.
Он улыбался, чуть прищуривая глаза за довольно плотными стеклами очков.
Правда, взгляд, даже немного близорукий и старческий, был все такой же острый и цепкий, словно подмечающий все детали в облике собеседника.
— Он ждал вас с самого утра, — Владимир Владимирович произнес это уже из кухни, куда он спешно отправился заваривать свой «фирменный» чай.
— Что-нибудь случилось? — спросил «Дронго», усаживаясь напротив своего бывшего руководителя.
— Как тебе известно, я уже не в разведке, — начал Родионов, — ушел оттуда по принципиальным соображениям еще когда начинался этот бардак.
— Я помню, — серьезно осветил «Дронго». Он знал, что подобная тема была самой трудной, самой болезненной для его коллег.
Родионов чуть пригладил седые волосы, вздохнул.
— Думал, тогда ты не вернешься из Великобритании. У тебя не было вообще никаких шансов. Затем, правда, узнал, что тебе вновь повезло. Хотя это, конечно, было не везение.
«Дронго» молчал. В таких случаях лучше молчать.
— Сначала трудно было без работы, — продолжал Родионов, — но потом меня взяли в коллегию адвокатов, пригодилось мое юридическое образование. Вот теперь уже три года, как я член коллегии адвокатов.
Владимир Владимирович принес чай.
— Угощайтесь, — приветливо предложил он. С Родионовым его связывала более чем тридцатипятилетняя дружба.
— Понимаешь, какое дело, — Родионов не стал пить слишком горячий чай, лишь подвинул стакан с блюдечком к себе, — я веду одно уголовное дело.
Непонятное какое-то, запутанное. И мой подзащитный получил пятнадцать лет по приговору суда. Хотя клянется, что не убивал человека. И вот не знаю почему — я ему верю. Да и доказательств никаких нет, что именно он убивал. Просто шумное дело, убийство банкира, газеты все центральные об этом писали. Вот суд и дал парню пятнадцать лет. Так сказать, в назидание другим. Как пример активной борьбы нашего судопроизводства с ростом насилия. И не учел никаких обстоятельств дела. А парень, между прочим, неплохой, жениться собирался скоро.
Ребенка они ждали. Суд счел это одним из косвенных подтверждений его вины. Мол, пошел на убийство банкира из-за денег. Только не похоже, что эти деньги получил. Его невеста — лимитчица. Как жила в общежитии, так там и живет, теперь безо всякой надежды оттуда выбраться.
— Это еще ничего не доказывает, — «Дронго» иногда бывал неузнаваемо жестким, словно другим человеком. И это раздражало прежде всего его самого.
— Согласен, — Родионов взял наконец стакан с чаем, сделал несколько глотков, — но понимаешь в чем дело, оружие убийства не нашли.
— Типичный случай, — вздохнул «Дронго», — у меня был во Франции похожий случай. Но и тогда убитый сам невольно помог своему убийце.
— Думаешь, банкир сам застрелился?